Недавние заявления Владимира Путина о необходимости создания единых учебников истории, в которых не было бы противоречий, вызвали в образовательном сообществе немало опасений и даже страхов. Налицо парадокс: еще в начале 1990-х годов в российском образовании была провозглашена вариативность, то есть право школы выбирать из множества учебников те, которые, на ее взгляд, являются лучшими, а теперь вдруг глава государства говорит о неких единых учебниках, пусть даже применительно к отдельно взятому школьному предмету. Чем обусловлены подобные высказывания национального лидера? Поскольку возможны неоднозначные трактовки, что конкретно он имел в виду? И как научному и образовательному сообществу решать поставленную задачу?
Чтобы ответить на эти вопросы, необходимы два коротких исторических экскурса: о вариативности в образовании и о попытках реформирования содержания школьных курсов истории и обществознания в постсоветской России.
Об истории вариативности
Введение вариативности в 1990-е годы было связано, прежде всего, с именем нынешнего директора Федерального института развития образования Александра Асмолова, в то время заместителя министра образования, последовательно добивавшегося отказа от господствовавшего в Советском Союзе принципа «один предмет — одна линия учебников». Пальму первенства у Асмолова пытались перехватить другие светила педагогики тех лет — даже считавшийся консерватором Владимир Шадриков, тоже заместитель министра, а ныне профессор ВШЭ, рассказывал, как именно он в конце 1980-х годов первым разрешил школам в рамках эксперимента выбирать из трех учебников математики, а Асмолов лишь продолжил начатое им дело… Короче говоря, отстаивание вариативности считалось делом почетным — она воспринималась как величайшее завоевание тех лет, символ свободы в образовании и окончательного разрыва с советским прошлым.
Однако уже в середине 1990-х годов с федеральными комплектами учебников (в нынешней терминологии — федеральными перечнями) стали возникать проблемы. С каждым годом они разрастались все больше, и в них попадали издания, мягко говоря, сомнительного качества. При таком псевдоизобилии школы и учителя теряли всяческие ориентиры, а дети порой вынуждены были таскать в школу несколько учебников по одному предмету — ровно об этом мне рассказывала в свое время замминистра Елена Чепурных, курировавшая вопросы учебного книгоиздания, на примере собственной дочери и в сердцах делала вывод: «Да я бы всю эту вариативность!..»
Одной из причин такой реакции высокого чиновника была, мягко говоря, несовершенная система экспертизы учебников, по результатам которой они получали грифы «Рекомендовано» и «Допущено». Экспертизу проводили частные лица — нанятые эксперты, на основании заключений которых министерство присваивало гриф. Даже если предположить, что в ряды экспертов вербовались лучшие ученые и методисты страны, вдобавок обладавшие иммунитетом к коррупции, оставалась другая проблема: никакой ответственности за свои выводы эксперты не несли. Написал рецензию, получил обещанные серебреники — и поминай как звали. Вариативность, таким образом, граничила с вседозволенностью, постепенно превращаясь в колосса на глиняных ногах.
И хотя о необходимости реформы государственного регулирования сферы учебного книгоиздания заговорили еще при министре образования Владимире Филиппове в первой половине 2000-х годов, проведена она была лишь при Андрее Фурсенко. И связана была с именем Исаака Калины, тогдашнего директора образовательного департамента Минобрнауки России (позднее — заместителя министра образования РФ). На смену индивидуальной безответственности экспертов — частных лиц пришла коллективная ответственность экспертных организаций — государственных структур: заключения о том, достоин ли учебник включения в федеральные перечни, стали давать РАН и РАО. Первая отвечает за соответствие учебника современным научным представлениям, вторая — за его психологическую, методическую и возрастную сообразность.
И хотя министерство не раз упрекало экспертные организации в недостаточной требовательности к авторам и издательствам, ситуация с качеством учебников улучшилась — во всяком случае, ценные призы, обещанные «Комсомольской правдой» победителям конкурса «Проверь академика!» (на конкурс нужно было сообщать об ошибках из учебников, вошедших в федеральные перечни), так и остались в редакции. Академики подошли к делу с душой: так, глава подкомиссии по математике Виктор Васильев не раз публично заявлял, что отправляет на доработку рецензируемые учебники после того, как находит там сотую по счету ошибку.
Впрочем, как показала практика, и эта система экспертизы нуждается в совершенствовании — в частности, в дальнейшем к оценке учебников планируется привлекать практикующих учителей. Но главный принцип отбора учебников, против которого ничего не могли возразить ни самый либеральный либерал, ни самый консервативный консерватор, был сформулирован Исааком Калиной в полном соответствии не только с логикой государственного управленца демократической страны, но и с элементарным здравым смыслом: «Неважен размер бочки меда, главное — чтобы в нее не попала ложка дегтя». Проще говоря, издательства могут представить на экспертизу любое количество учебников, а уж сколько из них окажутся качественными и будут допущены в школу — другой вопрос. Может быть, двадцать, а может быть — всего один. В этой ситуации и угрозы вариативности нет (а если есть — виноваты в этом сами авторы и издательства), и государство честно выполняет свою регулирующую функцию.
Об истории учебников истории
Ситуация с учебниками истории — прежде всего новейшей истории России — развивалась в том же русле, что и ситуация с вариативностью.
Учебников истории в 1990-е годы появилось хоть пруд пруди, и общество, только что пережившее кардинальный пересмотр представлений об историческом знании, разоблачение советской историографии и ликвидацию многих «белых пятен» отечественной истории, испытывало по этому поводу искренний и безудержный восторг. В учебниках писали что угодно — вплоть до пресловутых заявлений об Америке, сыгравшей ключевую роль в победе над Гитлером, не говоря уже о безудержной критике представителей тогдашней российской властной элиты. При Борисе Ельцине на это смотрели сквозь пальцы — страна едва выживала, и ей было не до учебников истории.
Однако уже в начале 2000-х годов власть стала предъявлять претензии к качеству учебников — начало этой традиции положил в конце августа 2001 года тогдашний премьер-министр, а ныне оппозиционер Михаил Касьянов, процитировавший на заседании правительства некий учебник истории и возмутившийся, как такое могло попасть в школу… После этого был объявлен конкурс на лучший учебник истории, были определены его победители, но в целом никаких кардинальных изменений государственной политики в области учебного книгоиздания, как и в количестве и качестве учебников истории, не произошло.
Следующий звонок прозвенел осенью 2003 года, когда министр Владимир Филиппов лишил грифа учебник новейшей истории России для 10–11 классов под редакцией Игоря Долуцкого.
В этом учебнике, выпущенном издательством «Мнемозина», обнаружились, в частности, цитаты из тогдашнего оппозиционного политика Григория Явлинского и малоизвестного диссидента Юрия Буртина о том, что в России в 2000 году произошел государственный переворот и установился полицейский режим. Автор этих строк, честно прочитавший злополучный учебник, был удивлен не столько этими цитатами (в конце концов, такие мнения имели место), сколько, мягко говоря, тенденциозной манерой подачи учебного материала. С помощью известных каждому журналисту нехитрых публицистических приемов, вопросов к текстам и прочих элементов методического аппарата автор подводил 16-летних подростков к мысли о том, что страна, где они живут, — наихудшее место на земле, а вся ее новейшая история — одно сплошное недоразумение.
После снятия грифа эксперты не раз вопрошали, сколь быстро оказался бы в местах не столь отдаленных автор такого учебника, будь он гражданином США (или, скажем, Израиля) и написавший нечто подобное про американское (израильское) государство, равно как и министр образования, отправивший подобный учебник в американские (израильские) школы. Так что надо отдать должное молодой российской демократии: Игорь Долуцкий вообще не пострадал, а министр Владимир Филиппов был отправлен в отставку несколько месяцев спустя по совершенно другим причинам.
Но в дальнейшем, уже при министре Андрее Фурсенко, представители высшей власти не раз говорили о необходимости реформирования исторического образования, о разработке внятной концепции и издании учебников, отражающих такой взгляд на историю, который не вызывал бы отторжения у всех заинтересованных сторон. Прежде всего у власти (которая даже в самой демократической стране должна формулировать свой заказ системе образования), у профессионального сообщества (как научного, так и педагогического), да и у широкой общественности.
Общероссийский проект по созданию учебников истории и обществознания нового поколения стартовал в 2008 году — сначала были подготовлены книги для учителя, которые обсуждались на учительских конференциях во всех федеральных округах, затем на их основе выпущены учебники для старших классов. И хотя о всеобщем консенсусе по поводу этих учебников говорить не приходилось (вырванные из контекста цитаты произвели в СМИ не меньший фурор, чем впоследствии идеи авторов школьных стандартов о якобы платном изучении всех предметов, кроме НВП, физкультуры и «России в мире»), они значительно потеснили конкурентов на рынке учебной литературы.
Не углубляясь в описание этих учебников, достаточно сказать, что и содержательно, и методически они удались, стали популярными в регионах, и многие школы охотно на них перешли. Правда, учебники обществознания, построенные на принципиально новой содержательной концепции, в школах зачастую использовали лишь как дополнительную литературу, поскольку КИМы для ЕГЭ по-прежнему составлялись на основе материалов другого, давно действующего учебника. Вариативность и здесь сыграла очередную злую шутку с учителями и учениками…
Deja vu?
Вот выдержка из выступления Владимира Путина на заседании Совета при Президенте по межнациональным отношениям, 19 февраля 2013 года:
«Возможно, стоит подумать о единых учебниках истории России для средней школы, рассчитанных на разные возрасты, но построенных в рамках единой концепции, в рамках единой логики непрерывной российской истории, взаимосвязи всех ее этапов, уважения ко всем страницам нашего прошлого. И, конечно, нужно на конкретных примерах показывать, что судьба России созидалась единением разных народов, традиций и культур. Добавлю, что учебники для школы должны быть написаны хорошим русским языком… и не иметь внутренних противоречий и двойных толкований. Это должно быть обязательным требованием ко всем учебным материалам. Правильно, если к созданию общероссийского учебника истории будут привлечены специалисты не только Минобразования, но и Российской академии наук, а также двух старейших российских общественных объединений, которые сейчас возобновляют свою деятельность, — имею в виду Историческое и Военно-историческое общества».
А вот что сказал Владимир Путин 25 января 2013 года в эфире «прямой линии», отвечая на вопрос учителя истории московской гимназии № 1505 Антона Молева:
«Нужна единая концепция учебника, единая линейка, которая в хронологическом порядке показывает официальную оценку исторических событий. Иначе молодые люди не понимают, в какой стране они живут, и не чувствуют связи с предыдущими поколениями. В прошлом году у нас был 41 вариант учебников для 10-х классов, а сейчас уже 65. Разве это нормально? Даже люди либеральных взглядов, которые сейчас критикуют вовсю, приходили ко мне и указывали на явные ошибки в учебниках».
Хотя эти заявления были сделаны совсем недавно, Владимир Путин вполне мог произнести их и десять лет назад, в разгар скандала с учебником Долуцкого, и даже раньше, в период разгула вариативности. (Справедливости ради заметим, что в Федеральных перечнях учебников на 2012/2013 год присутствуют лишь 18 рекомендованных учебников истории для 10-го класса, причем в это число входят учебники и базового, и профильного уровня, и по всеобщей, и по российской истории). По большому счету ситуация не изменилась: и общество («люди либеральных взглядов» явно не с ветра взяты), и государство по-прежнему не удовлетворены качеством учебников истории. И хотя вопиющих цитат, научных ошибок и прочих недостатков действующих книг за последние месяцы никто из участников дискуссии ни разу не привел, остается поверить власти на слово: в учебниках чего-то не хватает…
И вот здесь возникает главный вопрос: можно ли воспринимать слова Владимира Путина как угрозу вариативности и уменьшения пресловутой «бочки меда» Исаака Калины до одного-единственного маленького бочонка? Проще говоря, стоит ли ожидать тотального отказа от всех ныне включенных в федеральные перечни учебников истории и появления на их месте эдакой «книги книг» — высшего достижения научной и методической мысли, плода консенсуса семей, общества, профессионального сообщества и государства?
Начнем с того, что формулировки «единственный учебник истории» в выступлениях национального лидера не было — на вариативность как базовую ценность российского образования Владимир Путин не посягал (в отличие, скажем, от депутата Госдумы Ирины Яровой, известной своим высказыванием о бесполезности вариативности). Он говорил о «единых учебниках», то есть построенных на некой общей концептуальной основе. Очевидно, речь идет о единой концепции исторического образования, которая не вызывала бы возражений ни у общества, ни у власти. Почему нет? На ее основе можно было бы создать как одну, так и несколько «линеек» учебников. Тот же Антон Молев в одном из комментариев сказал следующее: «В свое время я пытался узнать, что имел в виду президент, когда говорил о едином учебнике. Развернутого ответа на свой вопрос я не получил, но понял так, что создать собираются скорее единую концепцию преподавания предмета. Она, на мой взгляд, возможна, а единый учебник — нет».
В том же ключе высказались и эксперты Российского исторического общества, разрабатывающие концепцию единого школьного курса истории в рамках проекта «Новое историческое образование для школы России». Ответственный секретарь Российского исторического общества Андрей Петров недвусмысленно заявил на пресс-конференции, что «история в российской школе должна преподаваться не по единому для всех учебнику, но по единому стандарту, исходя из единого свода дидактических единиц, обязательного для овладения каждым выпускником» (подробнее об этом читайте в материале обозревателя «Просвещения» Антона Зверева). К слову, Андрей Петров в свое время был одним из участников проекта обновления исторического образования 2008 года — участвовал в разработке концепции, консультировал авторов новых учебников от имени отделения историко-филологических наук РАН и выступал на конференциях для учителей в федеральных округах.
Слова Андрея Петрова о «едином своде дидактических единиц» тем более актуальны, что в школьных стандартах второго поколения нет собственно содержания образования. Есть только общие требования к результатам («сформированность представлений о современной исторической науке», «владение комплексом знаний об истории России и человечества в целом», «владение навыками проектной деятельности и исторической реконструкции» и проч.), а фундаментальное ядро содержания образования, разработанное в дополнение к стандарту, так и не получило официального статуса. Так что теперь рабочей группе под руководством спикера Госдумы Сергея Нарышкина, включающей академиков и федеральных министров, предстоит дать детальный ответ на вопрос, что и как нужно изучать в школьном курсе истории.
Если получившаяся концепция выдержит вполне ожидаемый шквал критики в СМИ, будет понята обществом, одобрена педагогическим сообществом и принята властью, может быть, она и впрямь достойна того, чтобы на ее основе написать и издать одну-единственную линию школьных учебников?
